Рукавички для лисички

Наташа Кокорева

Из сборника: Новогодние чудеса

Пахло карамельным сиропом, сладким и жжёным. Ресницы щекотало солнышко, но лисичка Ула не торопилась вставать – нежилась и потягивалась в постели.

И вдруг вспомнила: сегодня же Новый год!

Она вскочила – одна задняя лапа запуталась в одеяле, другая поехала на игрушечной машинке, но Ула удержала равновесие и с грохотом вылетела из комнаты.

На сковороде шкварчали оладьи, и мама пританцовывала в нарядном фартуке. Даже её рыжая шёрстка лоснилась по-особенному празднично.

– Сегодня Новый год, и Дед Мороз подарит мне пушистые белые рукавички! – выпалила Ула и хотела было плюхнуться на лавку.

Но мама остановила её.

– Осторожнее! – и подхватила с сиденья небольшую белую коробку и свёрток.

– А что там? Что там? – сунула свой длинный нос Ула.

С улыбкой мама подняла крышку, и из-за тонких полосок гофрированной бумаги блеснули глаза золотого лиса-шута. Каждый из трёх рогов мягкого колпака оканчивался настоящим бубенцом, а стеклянная мордочка, казалось, вот-вот усмехнётся широким ртом.

– Ух! – выдохнула Ула.

– Тётя Лора занесла утром – это моя любимая игрушка! Твоя бабушка вешала её на ёлку, когда я была младше тебя, представляешь?

– А это что? – Ула указала на свёрток.

– Рукавицы, они малы Лоре, но ещё крепкие, а твои как раз прохудились.

Из-под бумаги показались неуклюжие рукавицы, грубо связанные и старые.

– Теперь Дед Мороз ни за что не подарит мне белые рукавички, – хлюпнула носом Ула.

– Давай-ка чисть зубы и бегом за стол.

Мама закрыла коробку с шутом и сняла со сковороды последние оладьи.

От обиды у Улы горело горло, но вместо того, чтобы ещё раз сказать маме про рукавицы, она заныла:

– Не хочу-у чистить зубы. Давай после завтрака…

– Знаешь, сегодня так нельзя, – прошептала мама. – Перед Новым годом нужно быть особенно хорошей девочкой.

– После завтрака-а…

Мамины усы сердито ощетинились:

– Никаких оладий и никакого карамельного сиропа, пока не почистишь зубы!

– А я и не хочу твоих оладий! – назло соврала Ула и тут же поверила, что ничуточки не голодна. – И сироп я не люблю!

Ула убежала в комнату, но мама скоро зашла к ней с тарелкой оладий.

– Я хотела отпустить тебя погулять до обеда, но теперь тебе придётся сидеть здесь.

Ничего не ответив, Ула запрыгнула на кровать и спряталась под подушку.

– Ты можешь всё исправить: почистить зубы, позавтракать, убрать игрушки и вытереть пыль. Сегодня Дед Мороз заглядывает в каждое окошко и проверяет, кто достаточно хорош, чтобы получить подарок?

Не дождавшись ответа, мама вышла из комнаты и плотно закрыла за собой дверь.

Ула полежала ещё, полежала, потом встала, изо всех сил пнула красно-синий мячик – до боли в лапе! – и отвернулась от остывающих оладий, будто кто-то мог её увидеть. Она решила больше ни за что не есть! Совсем никогда!

Солнце лилось сквозь замороженное окно, растекалось по ломаным дорожкам и диковинным перьям. Вот бы сейчас туда, поиграть в снежки!

Ула уткнулась в стекло и сощурилась – будто что-то рыжело с той стороны? Отогрев снежинки дыханием, она потёрла локтем, потом ещё и ещё раз, пока в морозных узорах не проглянул кружок голубого неба. Тогда Ула прижалась к нему носом – и! – отшатнулась.

С той стороны чернел такой же блестящий нос!

Медленно Ула поднесла к кружочку глаз и заморгала – слишком ярко! Но сквозь слёзы она разглядела рыжую шёрстку и блестящие глазки. Ула прижалась ещё сильнее, чуть не раздавила нос…

…И лисёнок с той стороны стекла оказался в комнате!

Взъерошенная и чумазая гостья отряхивалась рядом с Улой на подоконнике. Снег с неё таял лужицами. Ула даже ткнулась в одну и фыркнула – настоящая.

– Ты кто? – спросила Ула. – Дед Мороз?

Незнакомка расхохоталась, обнажив зубки, которые вряд ли сегодня чистила. Да и фуфайка вся наперекосяк и заляпана. Но лисичка так мило вздёрнула на макушке ушки и заявила:

– Зови меня Алу, – что сразу понравилась Уле.

Зажмурившись, Алу повела носом:

– М-м-м, карамельный сироп?

– Да, мамины оладьи, – сквозь зубы процедила Ула.

– Они ж почти остыли! Чего ты не съела?

– Не хочу!

– Ой ли! – усмехнулась Алу. – Угостишь?

– Да пожалуйста, – Ула передёрнула плечами.

Лисичка до того аппетитно уминала оладьи, что Ула не могла отвести от неё взгляд.

– Да будет тебе нос задирать! Дед Мороз твой не смотрит, мама не смотрит, налетай давай, обалденные оладьи!

Ула покосилась на окно, но синий кружок уже затянулся новыми снежными узорами.

– Мама сказала сначала почистить зубы…

Алу щедро обмакнула оладью в сироп и прямо немытой лапкой сунула Уле под нос.

Скоро обе лисички улыбались своим отражениям в чисто вылизанной тарелке.

Блестящими, как бусинки, глазами Алу осмотрелась и присвистнула:

– Сколько у тебя игрушек!

Вихрем она промчалась по комнате: трижды подбросила и поймала мячик, покрутила юлу, покатала в коляске куклу, собрала из раскиданных кубиков высоченную башню, а потом запустила в неё со всего размаха подушкой.

Кровать-то так и не заправила!

– Тише… – прошептала Ула.

– Ой, ладно тебе! – и подушка полетела прямо Уле в лицо.

Тогда Ула накинула на Алу одеяло – и они, хохоча, покатились по комнате, ещё больше рассыпая игрушки.

Когда Алу наконец вырвалась, она хлопнула Улу по плечу и с криком: «Салочки! Догони!» бросилась в коридор.

Ула – за ней.

Алу залетела в чулан к умывальнику.

Ула – за ней.

Алу перевернула таз и прыгнула обратно в прихожую.

Ула – за ней и, не успев затормозить, врезалась в белую коробку.

Раздался хруст стекла.

Это была та самая коробка с золотым шутом.

На кухне шипело масло, мама насвистывала под нос рождественскую песенку и ничего не слышала.

– Что теперь будет… – прошептала Ула и сжалась в комок.

– Что-что? – пожала плечами Алу. – Склеить можно.

Но Ула её не слышала и только причитала:

– Папа вернётся с ёлкой, мама увидит…

– Дело плохо, – Алу шустро поводила носом из стороны в сторону. – Иди за мной.

Она решительно направилась обратно в комнату, и Ула, всхлипывая, поплелась за ней.

Простыню Алу скрутила жгутом, один её конец привязала к ножке стола, распахнула окно и выкинула туда другой конец.

– Что ты задумала?! – ахнула Ула.

– Угадай! – Алу улыбнулась до того хитро, что её чёрные усы едва не коснулись ушей.

– Страшно. Да и хуже будет! Они потом только сильнее разозлятся…

– Так пойди к маме и расскажи всё! Попроси склеить эту игрушку.

Ула зажмурилась от ужаса.

В прихожей щёлкнул замок – папа возвращается!

Алу села на подоконник, перекинула ноги наружу и, придерживаясь двумя руками за простыню, спустилась в сугроб.

Из прихожей раздался радостный возглас мамы – Ула не выдержала, вскочила на подоконник и сразу ухнула с головой в сугроб.

– Ох и влетит мне за это! – только и смогла выдохнуть она.

– Я знаю, какая ты на самом деле сорвиголова! – подмигнула Алу и залепила Уле снежком в живот.

– Ах так! – Ула в долгу не осталась.

И они с гиканьем покатились под гору к заледенелой реке.

От холода лапки Улы закололо иголками, и она с неохотой вытащила из кармана фуфайки громадные и страшные варежки тёти Лоры.

– Не могу надеть, – прорычала она под нос, даже не удивившись, откуда на ней взялась фуфайка и как в карманы попали эти проклятые варежки.

– Не нравятся? – догадалась Алу.

Будто она понимала Улу лучше само?й Улы.

– А ты подари их медвежонку Колину – во-он он на льду! Ему будут в самый раз!

Ула глянула, как Колин катается с мамой по гладкому прозрачному льду. На нём была сиреневая шапочка с двумя мохнатыми помпонами – по одному на каждое ухо, и рукавички тёти Лоры к ней и вправду удивительно походили.

– Но мама будет ругаться…

– Да сколько можно! – рассердилась Алу. – Мама-мама. Что ты заладила?! Нет её здесь! Зато есть ты. И ты видишь, кого твои рукавички могут порадовать!

Ула послушалась и заскользила по реке к Колину. Вмёрзшие в лёд пузыри сияли на солнце золотом, и над сугробами разлетались крылатые радуги – ещё никогда зимняя река не была настолько прекрасна!

– Ты хочешь подарить их? Насовсем? – мама Колина от удивления вскинула над головой свои широкие лапы.

– Да, – уверенно заявила Ула и помогла Колину натянуть рукавицы. – С наступающим!

– В самый раз! – довольно улыбнулся медвежонок, и на сердце у Улы стало тепло-тепло.

– Какие же замечательные! – пробасила медведица. – У нас нет для тебя подарка, но мы можем взять тебя с собой на площадь, там выступают уличные артисты.

Ула никогда не отходила так далеко от дома, но Алу подтолкнула её кулаком в спину, и они поспешили на площадь. Что может быть прекраснее рождественских песен?

Толпа гомонила, хихикала, уплетала сладости, но благоговейно затихла, стоило музыканту дёрнуть струну. Знакомые слова сами срывались с губ Улы, вступила флейта, и ноги пустились в пляс.

А потом у солиста сорвался голос.

Но Ула не сразу это заметила – она продолжала увлечённо петь, пока не обнаружила, что поёт одна и вся площадь на неё смотрит.

– Иди к нам! – позвали её с подмостков.

И Ула захотела сжаться, чтобы стать меньше зайца, но Алу схватила её за руку и вытащила на сцену.

– Мама ругается, когда я шумлю, – прошептала Ула.

– Мама-мама! – проворчала Алу. – Ты же любишь петь, и шуметь, и веселить народ. При чём здесь вообще мама?

Вместе они исполнили целых три песни! До того чисто и звонко, что аплодисменты всё не стихали. А потом музыканты угостили лисичек печёными яблоками в карамели и горячим шоколадом.

Солнце скрылось за лесом.

– Пора домой, – вздохнула Ула.

И Алу радостно отозвалась:

– Так вперёд! Давай наперегонки?

Они побежали по золотой от заката реке, твёрдой и гладкой, в жемчужинах мёрзлых пузырьков воздуха, побежали по пушистым, словно взбитый сливочный крем, сугробам, пока не остановились перед свисающим из окна хвостом простыни.

Ула замерла, и Алу никак не могла сдвинуть её с места.

– Я так виновата перед ними! Что я им скажу?

– Как есть, так и скажешь! И про шута скажешь, и про рукавицы, и про выступление своё, и про яблоки с карамелью! Великолепный же получился день!

Ула мотнула головой и только плотнее сжала зубы. И тогда Алу недобро сощурилась:

– До захода солнца одна из нас должна вернуться домой.

– Одна из нас? – растерялась Ула. – Но я боюсь.

– Как знаешь, – прорычала Алу и, придерживаясь за простыню, влезла в окно.

И сразу стемнело.

Ула помёрзла, потопталась и всё же схватилась за простыню и полезла наверх, но…

…Окно оказалось закрыто.

Едва сдерживая слёзы, Ула прижалась носом к стеклу. На столе горела красная свеча, мама сидела в кресле-качалке, и Алу клубочком свернулась у неё на коленях – как в детстве любила засыпа?ть Ула.

– Мам… – прошептала она, но закричать побоялась.

И войти через дверь тоже побоялась – только беззвучно плакала и держалась холодными пальцами за простыню.

– Ты так совсем замёрзнешь, – раздался мелодичный голос, и зазвенели колокольчики.

Ула вздрогнула – на голых ветвях сидел золотой шут, совсем как тот, что разбился утром! Только живой и ростом с Улу. Его изящный нос пересекала трещина, и кисть казалось какой-то… приклееной?

– Да, всё можно починить и исправить, – улыбнулся шут.

– Но я так виновата! Я такая плохая! И Дед Мороз мне ничего не подарит!

– Почему?

Какой глупый шут!

– Потому что я плохая девочка.

– А ты уверена, что Дед Мороз дарит подарки только хорошим девочкам?

– Мама так говорит.

– Мама, конечно, права, просто она… взрослая и успела кое-что позабыть про Деда Мороза.

– Тебе-то откуда знать? – грустно спросила Ула. – Ты же не Дед Мороз.

– Не Дед Мороз, – согласился шут, – но я неплохо его знаю. И знаю, что подарки он дарит всем детям. И не дарит взрослым. Как ты думаешь, почему?

Ула пожала плечами.

– Дети никогда не врут, – подмигнул шут. – По крайней мере, не врут самим себе.

Ула смотрела недоверчиво. На морозном небе загорались первые звёзды.

– Загляни в свою комнату, кого ты видишь?

Ула послушно прильнула к окну. Алу по-прежнему спала на коленях у мамы, которая плавно покачивалась в кресле.

– Я вижу себя, – всхлипнула Ула. – Только хорошую себя, которую мама любит.

– Разве Алу все делала «правильно»?

– Нет.

– Она всё делала искренне. И не побоялась честно признаться маме.

Ула кивнула и уткнулась носом в стекло. Звёзды искрились на морозном узоре.

– Алу – это я.

И в тот же миг Ула оказалась по другую сторону стекла, на коленях у мамы, которая тихонько напевала колыбельную.

Месяц светит из окна,
Нашей Уле спать пора.
Звёзды сыплются с небес,
Шелестит листвою лес.

– Прости меня мамочка, я очень тебя люблю, – прошептала Ула и открыла глаза.

Сияло солнце, на столе стояли горячие оладьи с карамельным сиропом, и мама смеялась и щекотала Улу.

Вернулся папа, поставил ёлку, и золотого шута повесили на самую почётную ветку.

* * *

А на следующий день под ёлкой очутилась пара белоснежных рукавичек для самой искренней на свете лисички.

Конец

Книги Наташи Кокоревой

Сборник «Новогодние чудеса»

Предыдущая сказка:

Татьяна Катаева. Успеть до двенадцати

Следующая сказка:

Андрей Малахов. Жетоны счастья

Впечатлениями о книге «Рукавички для лисички» делитесь в комментариях!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *