Наташа Кокорева
Из сборника: Новогодние чудеса
Пахло карамельным сиропом, сладким и жжёным. Ресницы щекотало солнышко, но лисичка Ула не торопилась вставать – нежилась и потягивалась в постели.
И вдруг вспомнила: сегодня же Новый год!
Она вскочила – одна задняя лапа запуталась в одеяле, другая поехала на игрушечной машинке, но Ула удержала равновесие и с грохотом вылетела из комнаты.
На сковороде шкварчали оладьи, и мама пританцовывала в нарядном фартуке. Даже её рыжая шёрстка лоснилась по-особенному празднично.
– Сегодня Новый год, и Дед Мороз подарит мне пушистые белые рукавички! – выпалила Ула и хотела было плюхнуться на лавку.
Но мама остановила её.
– Осторожнее! – и подхватила с сиденья небольшую белую коробку и свёрток.
– А что там? Что там? – сунула свой длинный нос Ула.
С улыбкой мама подняла крышку, и из-за тонких полосок гофрированной бумаги блеснули глаза золотого лиса-шута. Каждый из трёх рогов мягкого колпака оканчивался настоящим бубенцом, а стеклянная мордочка, казалось, вот-вот усмехнётся широким ртом.
– Ух! – выдохнула Ула.
– Тётя Лора занесла утром – это моя любимая игрушка! Твоя бабушка вешала её на ёлку, когда я была младше тебя, представляешь?
– А это что? – Ула указала на свёрток.
– Рукавицы, они малы Лоре, но ещё крепкие, а твои как раз прохудились.
Из-под бумаги показались неуклюжие рукавицы, грубо связанные и старые.
– Теперь Дед Мороз ни за что не подарит мне белые рукавички, – хлюпнула носом Ула.
– Давай-ка чисть зубы и бегом за стол.
Мама закрыла коробку с шутом и сняла со сковороды последние оладьи.
От обиды у Улы горело горло, но вместо того, чтобы ещё раз сказать маме про рукавицы, она заныла:
– Не хочу-у чистить зубы. Давай после завтрака…
– Знаешь, сегодня так нельзя, – прошептала мама. – Перед Новым годом нужно быть особенно хорошей девочкой.
– После завтрака-а…
Мамины усы сердито ощетинились:
– Никаких оладий и никакого карамельного сиропа, пока не почистишь зубы!
– А я и не хочу твоих оладий! – назло соврала Ула и тут же поверила, что ничуточки не голодна. – И сироп я не люблю!
Ула убежала в комнату, но мама скоро зашла к ней с тарелкой оладий.
– Я хотела отпустить тебя погулять до обеда, но теперь тебе придётся сидеть здесь.
Ничего не ответив, Ула запрыгнула на кровать и спряталась под подушку.
– Ты можешь всё исправить: почистить зубы, позавтракать, убрать игрушки и вытереть пыль. Сегодня Дед Мороз заглядывает в каждое окошко и проверяет, кто достаточно хорош, чтобы получить подарок?
Не дождавшись ответа, мама вышла из комнаты и плотно закрыла за собой дверь.
Ула полежала ещё, полежала, потом встала, изо всех сил пнула красно-синий мячик – до боли в лапе! – и отвернулась от остывающих оладий, будто кто-то мог её увидеть. Она решила больше ни за что не есть! Совсем никогда!
Солнце лилось сквозь замороженное окно, растекалось по ломаным дорожкам и диковинным перьям. Вот бы сейчас туда, поиграть в снежки!
Ула уткнулась в стекло и сощурилась – будто что-то рыжело с той стороны? Отогрев снежинки дыханием, она потёрла локтем, потом ещё и ещё раз, пока в морозных узорах не проглянул кружок голубого неба. Тогда Ула прижалась к нему носом – и! – отшатнулась.
С той стороны чернел такой же блестящий нос!
Медленно Ула поднесла к кружочку глаз и заморгала – слишком ярко! Но сквозь слёзы она разглядела рыжую шёрстку и блестящие глазки. Ула прижалась ещё сильнее, чуть не раздавила нос…
…И лисёнок с той стороны стекла оказался в комнате!
Взъерошенная и чумазая гостья отряхивалась рядом с Улой на подоконнике. Снег с неё таял лужицами. Ула даже ткнулась в одну и фыркнула – настоящая.
– Ты кто? – спросила Ула. – Дед Мороз?
Незнакомка расхохоталась, обнажив зубки, которые вряд ли сегодня чистила. Да и фуфайка вся наперекосяк и заляпана. Но лисичка так мило вздёрнула на макушке ушки и заявила:
– Зови меня Алу, – что сразу понравилась Уле.
Зажмурившись, Алу повела носом:
– М-м-м, карамельный сироп?
– Да, мамины оладьи, – сквозь зубы процедила Ула.
– Они ж почти остыли! Чего ты не съела?
– Не хочу!
– Ой ли! – усмехнулась Алу. – Угостишь?
– Да пожалуйста, – Ула передёрнула плечами.
Лисичка до того аппетитно уминала оладьи, что Ула не могла отвести от неё взгляд.
– Да будет тебе нос задирать! Дед Мороз твой не смотрит, мама не смотрит, налетай давай, обалденные оладьи!
Ула покосилась на окно, но синий кружок уже затянулся новыми снежными узорами.
– Мама сказала сначала почистить зубы…
Алу щедро обмакнула оладью в сироп и прямо немытой лапкой сунула Уле под нос.
Скоро обе лисички улыбались своим отражениям в чисто вылизанной тарелке.
Блестящими, как бусинки, глазами Алу осмотрелась и присвистнула:
– Сколько у тебя игрушек!
Вихрем она промчалась по комнате: трижды подбросила и поймала мячик, покрутила юлу, покатала в коляске куклу, собрала из раскиданных кубиков высоченную башню, а потом запустила в неё со всего размаха подушкой.
Кровать-то так и не заправила!
– Тише… – прошептала Ула.
– Ой, ладно тебе! – и подушка полетела прямо Уле в лицо.
Тогда Ула накинула на Алу одеяло – и они, хохоча, покатились по комнате, ещё больше рассыпая игрушки.
Когда Алу наконец вырвалась, она хлопнула Улу по плечу и с криком: «Салочки! Догони!» бросилась в коридор.
Ула – за ней.
Алу залетела в чулан к умывальнику.
Ула – за ней.
Алу перевернула таз и прыгнула обратно в прихожую.
Ула – за ней и, не успев затормозить, врезалась в белую коробку.
Раздался хруст стекла.
Это была та самая коробка с золотым шутом.
На кухне шипело масло, мама насвистывала под нос рождественскую песенку и ничего не слышала.
– Что теперь будет… – прошептала Ула и сжалась в комок.
– Что-что? – пожала плечами Алу. – Склеить можно.
Но Ула её не слышала и только причитала:
– Папа вернётся с ёлкой, мама увидит…
– Дело плохо, – Алу шустро поводила носом из стороны в сторону. – Иди за мной.
Она решительно направилась обратно в комнату, и Ула, всхлипывая, поплелась за ней.
Простыню Алу скрутила жгутом, один её конец привязала к ножке стола, распахнула окно и выкинула туда другой конец.
– Что ты задумала?! – ахнула Ула.
– Угадай! – Алу улыбнулась до того хитро, что её чёрные усы едва не коснулись ушей.
– Страшно. Да и хуже будет! Они потом только сильнее разозлятся…
– Так пойди к маме и расскажи всё! Попроси склеить эту игрушку.
Ула зажмурилась от ужаса.
В прихожей щёлкнул замок – папа возвращается!
Алу села на подоконник, перекинула ноги наружу и, придерживаясь двумя руками за простыню, спустилась в сугроб.
Из прихожей раздался радостный возглас мамы – Ула не выдержала, вскочила на подоконник и сразу ухнула с головой в сугроб.
– Ох и влетит мне за это! – только и смогла выдохнуть она.
– Я знаю, какая ты на самом деле сорвиголова! – подмигнула Алу и залепила Уле снежком в живот.
– Ах так! – Ула в долгу не осталась.
И они с гиканьем покатились под гору к заледенелой реке.
От холода лапки Улы закололо иголками, и она с неохотой вытащила из кармана фуфайки громадные и страшные варежки тёти Лоры.
– Не могу надеть, – прорычала она под нос, даже не удивившись, откуда на ней взялась фуфайка и как в карманы попали эти проклятые варежки.
– Не нравятся? – догадалась Алу.
Будто она понимала Улу лучше само?й Улы.
– А ты подари их медвежонку Колину – во-он он на льду! Ему будут в самый раз!
Ула глянула, как Колин катается с мамой по гладкому прозрачному льду. На нём была сиреневая шапочка с двумя мохнатыми помпонами – по одному на каждое ухо, и рукавички тёти Лоры к ней и вправду удивительно походили.
– Но мама будет ругаться…
– Да сколько можно! – рассердилась Алу. – Мама-мама. Что ты заладила?! Нет её здесь! Зато есть ты. И ты видишь, кого твои рукавички могут порадовать!
Ула послушалась и заскользила по реке к Колину. Вмёрзшие в лёд пузыри сияли на солнце золотом, и над сугробами разлетались крылатые радуги – ещё никогда зимняя река не была настолько прекрасна!
– Ты хочешь подарить их? Насовсем? – мама Колина от удивления вскинула над головой свои широкие лапы.
– Да, – уверенно заявила Ула и помогла Колину натянуть рукавицы. – С наступающим!
– В самый раз! – довольно улыбнулся медвежонок, и на сердце у Улы стало тепло-тепло.
– Какие же замечательные! – пробасила медведица. – У нас нет для тебя подарка, но мы можем взять тебя с собой на площадь, там выступают уличные артисты.
Ула никогда не отходила так далеко от дома, но Алу подтолкнула её кулаком в спину, и они поспешили на площадь. Что может быть прекраснее рождественских песен?
Толпа гомонила, хихикала, уплетала сладости, но благоговейно затихла, стоило музыканту дёрнуть струну. Знакомые слова сами срывались с губ Улы, вступила флейта, и ноги пустились в пляс.
А потом у солиста сорвался голос.
Но Ула не сразу это заметила – она продолжала увлечённо петь, пока не обнаружила, что поёт одна и вся площадь на неё смотрит.
– Иди к нам! – позвали её с подмостков.
И Ула захотела сжаться, чтобы стать меньше зайца, но Алу схватила её за руку и вытащила на сцену.
– Мама ругается, когда я шумлю, – прошептала Ула.
– Мама-мама! – проворчала Алу. – Ты же любишь петь, и шуметь, и веселить народ. При чём здесь вообще мама?
Вместе они исполнили целых три песни! До того чисто и звонко, что аплодисменты всё не стихали. А потом музыканты угостили лисичек печёными яблоками в карамели и горячим шоколадом.
Солнце скрылось за лесом.
– Пора домой, – вздохнула Ула.
И Алу радостно отозвалась:
– Так вперёд! Давай наперегонки?
Они побежали по золотой от заката реке, твёрдой и гладкой, в жемчужинах мёрзлых пузырьков воздуха, побежали по пушистым, словно взбитый сливочный крем, сугробам, пока не остановились перед свисающим из окна хвостом простыни.
Ула замерла, и Алу никак не могла сдвинуть её с места.
– Я так виновата перед ними! Что я им скажу?
– Как есть, так и скажешь! И про шута скажешь, и про рукавицы, и про выступление своё, и про яблоки с карамелью! Великолепный же получился день!
Ула мотнула головой и только плотнее сжала зубы. И тогда Алу недобро сощурилась:
– До захода солнца одна из нас должна вернуться домой.
– Одна из нас? – растерялась Ула. – Но я боюсь.
– Как знаешь, – прорычала Алу и, придерживаясь за простыню, влезла в окно.
И сразу стемнело.
Ула помёрзла, потопталась и всё же схватилась за простыню и полезла наверх, но…
…Окно оказалось закрыто.
Едва сдерживая слёзы, Ула прижалась носом к стеклу. На столе горела красная свеча, мама сидела в кресле-качалке, и Алу клубочком свернулась у неё на коленях – как в детстве любила засыпа?ть Ула.
– Мам… – прошептала она, но закричать побоялась.
И войти через дверь тоже побоялась – только беззвучно плакала и держалась холодными пальцами за простыню.
– Ты так совсем замёрзнешь, – раздался мелодичный голос, и зазвенели колокольчики.
Ула вздрогнула – на голых ветвях сидел золотой шут, совсем как тот, что разбился утром! Только живой и ростом с Улу. Его изящный нос пересекала трещина, и кисть казалось какой-то… приклееной?
– Да, всё можно починить и исправить, – улыбнулся шут.
– Но я так виновата! Я такая плохая! И Дед Мороз мне ничего не подарит!
– Почему?
Какой глупый шут!
– Потому что я плохая девочка.
– А ты уверена, что Дед Мороз дарит подарки только хорошим девочкам?
– Мама так говорит.
– Мама, конечно, права, просто она… взрослая и успела кое-что позабыть про Деда Мороза.
– Тебе-то откуда знать? – грустно спросила Ула. – Ты же не Дед Мороз.
– Не Дед Мороз, – согласился шут, – но я неплохо его знаю. И знаю, что подарки он дарит всем детям. И не дарит взрослым. Как ты думаешь, почему?
Ула пожала плечами.
– Дети никогда не врут, – подмигнул шут. – По крайней мере, не врут самим себе.
Ула смотрела недоверчиво. На морозном небе загорались первые звёзды.
– Загляни в свою комнату, кого ты видишь?
Ула послушно прильнула к окну. Алу по-прежнему спала на коленях у мамы, которая плавно покачивалась в кресле.
– Я вижу себя, – всхлипнула Ула. – Только хорошую себя, которую мама любит.
– Разве Алу все делала «правильно»?
– Нет.
– Она всё делала искренне. И не побоялась честно признаться маме.
Ула кивнула и уткнулась носом в стекло. Звёзды искрились на морозном узоре.
– Алу – это я.
И в тот же миг Ула оказалась по другую сторону стекла, на коленях у мамы, которая тихонько напевала колыбельную.
Месяц светит из окна,
Нашей Уле спать пора.
Звёзды сыплются с небес,
Шелестит листвою лес.
– Прости меня мамочка, я очень тебя люблю, – прошептала Ула и открыла глаза.
Сияло солнце, на столе стояли горячие оладьи с карамельным сиропом, и мама смеялась и щекотала Улу.
Вернулся папа, поставил ёлку, и золотого шута повесили на самую почётную ветку.
* * *
А на следующий день под ёлкой очутилась пара белоснежных рукавичек для самой искренней на свете лисички.
Конец
Предыдущая сказка:
Татьяна Катаева. Успеть до двенадцати
Следующая сказка:
Андрей Малахов. Жетоны счастья
Впечатлениями о книге «Рукавички для лисички» делитесь в комментариях!